790 словКогда он перекидывается, то втайне мечтает подохнуть. Ник брал с него обещание, четырежды брал, что Дэйв больше не полезет в петлю, но разве такое можно утверждать наверняка? «Мы живем в постоянно меняющемся мире», - говорит мистер Абельман, учитель истории, воняющий чесноком и начос. Карофски согласен с ним на сто процентов. Мир, блядь, изменчив, наяривает мантрой Дэйв, пока зрачки расползаются за пределы радужек и лопаются, облепляя глазные яблоки черным. Желудок начинает штормить, сжиматься ребрами справа, слева и как будто даже сверху. Завтрак просится наружу. Приходится выблевывать через узкий неудобный рот. На пол брызгает белой лужицей непереваренного молока. Сверху шлепается размягченная буква «f» из кукурузы с оранжевым красителем. Чрезвычайно радостная расцветка. Карофски обнимает лапами вздувающиеся бока. Неотрывно пялясь на букву, истерично орет «Fu-uck», но получается безыдейное «А-а-а». Просто рев, не имеющий ничего общего с нормальными человеческим языком. С лобными долями, наверное, тоже, потому что цвета гаснут, мысли тают мягким парафином. Исчезает оборонительная нецензурщина и базовые понятия - «я», «помощь», «тело», «один», накрепко связанные с эмоциями. Дэйв приваливается мордой к стене, поджимает мохнатые ушки и громко плачет, перебирая когтями по бетону. Сердце с толстыми жесткими стенками подбрасывает, замурованное в мышцах, все сильнее и сильнее. Колет. Он принимается плакать горше. Через долгие минуты боль унимается. Дэйв пьяно въезжает в перекрытия, падает на задик, снова встает. Звериные инстинкты пытаются найти выход из подземелья, пахнущего потом и железом, но не представляют, что такое дверная ручка. Карофски ругается, качая башкой: никому не нравится чувствовать себя облапошенным идиотом. Ленивый хищник снаружи него сдается. По полу несет ледяным сквозняком, поэтому Дэйв ложится мягким пузом на островок паркета в углу, поджимает лапы и, поскалив клыки, затихает, экономя энергию. Карофски просыпается от негромкого шума, а ошейник уже на нем. Он никогда не улавливает нужный момент. Главный хищник на планете - человек. Таков закон бетонных джунглей с декоративными вставками из хрома (если того требует архитектурный ансамбль). - На рыбку, - ласково говорит человек и подсовывает ему целое ведро. Дэйв гордый, он хочет отвернуться, опрокинуть ведро, чтоб с лязгом, но пасть наполняется слюной, обоняние захлестывает волнами волнующих запахов. Карофски низко рычит, как и подобает лесному дикарю, и падает лицом в рыбу, кромсая нежные спинки трески в пышный паштет. - Умница, умница, - нахваливает человек. – Мой мальчик. Дэйву неприятен высокий писклявый голос, но он терпит, так как пока недостаточно сыт. Наконец, в ведре остаются только ошметки кишочков. Карофски лезет за ними с высунутым языком, однако пустое ведро заваливается набок, позвякивая высоко, почти как мужчина. Он следит за Дэйвом осторожным взглядом, крепко сжимая в руках самодельный гарпун из швабры и ножика-бабочки, примотанного скотчем. Карофски сглатывает вкусную солоноватую слюну, и язык вдруг легко проваливается в горло. Он пугается как в первый раз, начинает голосить по новой. Поля зрачков сжимаются словно от промозглого сквозняка и приходят к своему нормальному радиусу. Дэйва ломает. Раззявленный рот визжит сам по себе. - За что?! – громыхает Карофски, цепляясь ногтями за выступы в каменном полу. – За что?.. Внутри похрупывают кости, и тогда Ник подбегает, наваливается на него сверху, обхватывая за грудь, чтобы, не дай бог, ребра не треснули. Карофски больше не орет, а тихо плачет, скорчившись у Ника за пазухой. Вдыхает запах его потной футболки и постепенно приходит в норму. - Ну как? – спрашивает серьезный собранный Ник. Гарпун лежит у его правой руки, острием строго вперед. - Я тебя… - говорит Дэйв, откашлявшись. – Я… А, подожди-ка секундочку. Хватает эмалированное ведро с объедками, засовывает, как какая-нибудь животина, внутрь голову. Тошнит обильно и обидно. Он уже не чувствует горла, когда откуда-то со дна желудка натекает желчи. - Нахуя кормишь-то? – бурлит Дэйв. Ник пялится на него несколько секунд, обозленно играя желваками. Вроде бы уже закрывает глаза, успокаиваясь, но все-таки поднимается на ноги, брезгливо поджимая локоть. Снимает мятое полотенце с плеча и кидает Карофски в лицо. - Чтоб меня не загрыз, уеба ты неблагодарная. Пойди помойся. Дэйву даже возразить нечего. Он молча встает и тяжело топает к душу, где Ник заботливо подкрутил заранее вентили. Тепленькая водичка гладит Карофски по макушке, и своей звериной душой он слышит, как она одобрительно нашептывает ему, мол, все будет хорошо, не парься, бурый брат. - У меня, кажется, крыша поехала, - Дэйв мямлит в водяную завесу и намыливает грудь вонючим хозяйственным мылом. - Сука ты сука, - Ник встает рядышком под шелестящие струи и бессильно опадает на плиточную стену кабинки в известковых разводах, - Мне, думаешь, легче? - А тебе легче, Ник? – покорно лебезит Дэвид. - Нет! - рявкает он и выплевывает воду изо рта, - Все время мучают кошмары. В них ты постоянно блюешь, Карофски. - Очень смешно, - поджимает губы Дэйв. - Ладно, - говорит Ник, - Я там полотенце твое принес. Которое в полосочку. - Спасибо, - Дэйв тяжело вздыхает, целует Ника в висок и, неловко переступая порожек душевой, идет искать по раздевалке полотенце. Ник провожает взглядом его мокрую, согнавшую сто потов спину. - Не за что. Медвежонок.
Автор, я вас люблю! Отличное и необычное трактование заявки.