Фик

[Чебунетка]

Фик с ФБ, думаю, пусть лежит здесь.

Название: Если честно
Автор: Чебунетка
Бета: alada
Баннер: foghorn
Размер: 5497 слов
Пейринг: Ник/Дэйв, Дэйв/Курт
Категория: слэш
Жанр: адвенчерс, вампирское АУ.
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Ник – потомственный охотник, но у него нет Таланта, поэтому он обязан взять в напарники Дэйва, который чувствует вампиров. Курта кусает потомственный румынский вампир, что означает, что он чувствует жажду, может пить, но не способен обратить. Дэйв понимает это и решает стать для него приманкой. В отсутствие напарника Ник понимает, что охота без Дэйва его не прельщает.
Скачать в pdf: "Если честно"
От автора: Написано под воздействием импульса и тогда я ещё не знала про Гилбертов из другого канона, так что связи с тем никакой.
Предупреждения: скомканно, странно и быстро.

– Ты мне нравишься.

От томного шёпота пробегает холодок по позвоночнику. Хочется отодвинуться, убежать, скрыться, но тело сковывает от предвкушения. Даже секса с первым красавцем сцены он не ждал с таким желанием. Он взвинчен и расслаблен одновременно. Так, словно ждал этого момента целую вечность, так, словно рай не за горами.

– Я покажу тебе весь мир, мой хороший.

Он чувствует, как суховатый язык касается его шеи, как нежно его целуют, как осторожно прокусывают кожу. Перед глазами начинают мелькать столетия, события давно минувших дней. Он видит весь мир, который когда–то объездил тот, другой. Видит воздушные замки и дремучие леса, грубо обтёсанные дома и кристально чистые горные ручьи. Ему словно в самом деле дарят весь мир, мудрость, копившуюся столетиями, впечатления, собиравшиеся долгими днями.

Когда его кладут на мягкую кушетку, он чувствует странную лёгкость, расслабленность. Он не может понять, кто он и какие чувства принадлежат ему, потому что последнее видение – он сам, такой нежный, желанный, почти любимый. Идеальная жертва.

***
В дорогу нужно брать правильных попутчиков. Когда проезжаешь километр за километром, хочется, чтобы рядом был кто-то... подходящий. Возможно, болтливый хичхайкер, скрашивающий время. Или хорошенькая девушка, с которой можно завернуть в лесок и немного отдохнуть. А лучше всего друг, с которым все беды будут казаться одним сплошным кумаром.
Но никогда, никогда нельзя колесить по миру вместе с угрюмым, злым на тебя педиком. Как минимум, потому что будет не совсем комфортно примерно каждую ночь.

Ник трёт глаза.

– Давай махнёмся, не могу уже.

Солнечный день плох тем, что дорога в глазах начинает расплываться уже через час, а через два – тяжелеет голова.

Дэйв молча кивает и пересаживается, когда Ник притормаживает у обочины и отходит отлить. Гилберту кажется, что его напарник вообще не устаёт и не ссыт. По крайней мере, он ни разу не видел, чтобы Карофски потягивался, разминая спину. Он вообще подозревает, что Дэйв ходит в сортиры исключительно "попудрить носик" или "пособирать цветы". Ник сам не верит в этот бред, но иногда накатывает.

Он садится на заднее сидение, вернее, разваливается на нём. Дэйв всё молчит, а из магнитолы доносится какая-то попса. Ник подозревает, что Дэйв ждёт того самого голоса и, кажется, он прав. Как только из динамиков раздаются знакомые высокие ноты, Карофски прибавляет звук. Обычно Ник говорит что-то вроде "опять своего дружка услышал" или "не можешь и минуты прожить без его сладкого голоска?", а Дэйв начинает огрызаться. И вскоре они плавно переходят на какую-нибудь более безопасную тему, немного снимая напряжение между ними.

Ник не понимает, как кому-то может нравиться такой девчачий голосок. Хаммел вроде бы давно вырос из него, возмужал. Гилберт помнит его в тот день, который развёл его и Карофски в разные плоскости. Тонкий, звонкий, слишком гей. Сейчас он всё ещё слишком гей, но оброс мышцами, к вечеру у него проступает щетина и, вообще, он стал больше похож на мужика в бабских тряпках, а не на девчонку.

– О, неужели новый хит? Хоть что–то новое, а то его "Возьму солнце в руки" уже успело надоесть.

Дэйв резко жмёт по тормозам.

– Что ты... – матерится Ник, потирая ушибленный бок.

– Заткнись.

– Да ладно тебе.

– Заткнись, говорю.

Ник смотрит на побелевшие пальцы Дэйва, стискивающие руль. Неужели его так сильно задело это? Вообще, Гилберт никогда не стеснялся крепких слов в адрес Хаммела или самого Карофски. Но тот никогда не реагировал так бурно. Внутри у Ника ворочается странное и неприятное чувство. Совесть? Ну, уж нет! Гилбертам её ампутировали в далёком прошлом. Когда они начали охоту на кровососов.

Дэйв напряжённо дослушивает песню до конца, медленно поворачивает ключ в зажигании и жмёт по газам. Развернув машину в обратную сторону, он как–то горбится. Ник бросает взгляд на спидометр. Девяносто миль и стрелка продолжает подрагивать. Он почти решается спросить, но Дэйв успевает ответить раньше:

– У нас новая цель.

По глухому голосу и отрешённому взгляду Ник всё понимает.

***
Дэйв удивляется, увидев Ника в баре "только для парней", но ещё больше его напрягает тоненькая красная нить, тянущаяся к нему от парня в дальнем тёмном углу. И ещё сильней его поражает то, что Ник совершенно на неё не реагирует. Несмотря на то, что нить всё ещё слаба, она бросается в глаза. Обычно Зов настолько тонок, что Дэйв не видит его, пока не натыкается. Только молодые и неопытные вампиры так неосторожно подманивают жертву, а этот не похож на молодняк.

Ник спокойно пьёт пиво, оглядывая зал через барное зеркало. Кажется, он ищет кого–то конкретного. Или просто очень придирчиво выбирает. Дэйв тяжело вздыхает, ему не хочется вмешиваться в чужие дела, тем более у него наклёвывается отличный вечер с хорошеньким парнем.

Он отвлекается буквально на минуту, когда Стив... или Стен... неважно, когда парень затягивает его в глубокий поцелуй. Оторвавшись от сладкого мальчика, Дэйв сразу же бросает взгляд на барную стойку, шарит глазами по залу, смотрит в тот самый угол. Чертыхается. И Ник, и вампир исчезли.
Он спешно извиняется перед мальчиком. Ему стыдно за эту обиду в глубоких глазах, парнишка чувствует себя нежеланным и явно ляжет в постель к первому попавшемуся, кто скажет, как тот хорош. Дэйву хочется взвыть от мысли, что он упускает такой шанс из-за какого-то придурка. Неприязнь к Гилберту поутихла со школы, но не исчезла совсем. Карофски мог понять многое, но не принять.

Он выбегает на улицу, вдыхает холодный воздух и закашливается. После накуренного бара он немного дезориентируется, но след Зова находит сразу. Он чёткий, жирный. Вампир явно очень голоден. Если сравнивать с музыкой, то обычный Зов – это нежная мелодия, льющийся шёлк оперной арии, а сейчас это крик, тяжёлый металл.

Дэйв бежит, почему-то боясь не успеть. Он спотыкается, но взмахивает руками и не падает. У него нет времени на падение. Сердце заходится так, словно это он – добыча. Наконец, он замечает две фигуры впереди. Кажется, он как-то неправильно взял след, но Ник к нему ближе, чем вампир. Дэйв ускоряется и делает отчаянный рывок. Он сбивает Ника с ног, катится, закрывает парня собой. Тот больше него, но Дэйв знает, что если кровосос на грани, то его жертвой станет тот, кто ближе.

Он глупо улыбается. Немного от облегчения, что смог спасти Гилберта, немного от страха перед тем, что будет дальше. И он даже не сразу чувствует боль в боку. Та, мерзким стремительным импульсом, рвётся от разодранной плоти к центру нервной системы. Дэйв выдыхает и утыкается головой в плечо Ника. Ну, всё. Теперь вампир точно не уйдёт.

Ник откидывает его как пушинку и бросается на вампира. Дэйв успевает заметить отблеск луны в руке Ника. Наверное, это серебро. Он зажимает рану ладонью. Вот ведь идиот! Он и раньше встречал охотников. Их сложно отличить от простых людей. Обычно они вообще не привлекают к себе внимания. Но про Гилберта такого не скажешь. Двухметровый жираф всегда приковывает к себе взгляды. Восхищённые и влюблённые.

Ник взволнованно подходит к Дэйву.

– Карофски? Какого хера?

Кажется, он понял, что Дэйв на его стороне. Не совсем ясно, как, ведь всё указывает на обратное. Дэйв теряет сознание.

***
Как понять что хорошо, а что плохо? Вот, например, как охарактеризовать то, что Дэйв хочет прикончить Курта Хаммела? Плохо? Они ведь однокашники и, вроде как, даже были друзьями. Ник знает, что они не встречались – Дэйв довольно грубо и резко пресёк все его насмешки на этот счёт. Хорошо? Они ведь уничтожают нечисть. Нежить. Хаммел точно обращённый, потому что находиться в такой опасной близости от Гилберта и не загрызть его – сложно для вампира.

Ник смотрит на свернувшегося в соседнем кресле парня. Кажется, он уснул. Ещё бы. Целый день был взвинчен и напряжён. У Карофски – Талант. И на самом деле Ник бы отдал полжизни, чтобы этот самый Талант был у него. Такие люди, как Дэйв, не должны видеть вампиров. Спусковым механизмом ему послужил тот случай, когда он пытался покончить с собой. Когда Дэйв оказался на грани между жизнью и смертью, Талант проснулся. Такие люди рождаются раз в столетие, но не всегда их Талант открывается, и зачастую они проживают обычную жизнь. А те, чьи глаза стали видеть вампирскую сущность и их Зов, не живут долго. Иногда они кончают с жизнью сами, иногда на их след выходят кровососы. Редкие индивидуумы сами становятся охотниками или присоединяются к ним.

Дэйв выбрал последнее. Ник до сих пор не понимает, как так вышло, что они теперь напарники, но работать стало намного легче. Обладатели Таланта, разбудив его, становятся заметны для вампиров. Словно уравновешенное уравнение. Они могут охотиться на вампиров, те знают об этом и могут опередить их. Всё честно, решило мироздание.

– Почему ты стал охотником?

О, всё-таки не спит.

– Я, знаешь ли, не очень люблю всё сосущее.

Дэйв фыркает. Потом ещё раз, не выдерживает и заходится смехом. Ник притормаживает и паркуется у обочины, пережидая истерику. Наконец ему надоедает, и он не сильно, но ощутимо двигает Дэйву локтём в бок. Тот сгибается и шипит. Старая рана всё ещё даёт о себе знать.

– Хватит. Давай поедем в Румынию. Там этого добра навалом. А твою подружку трогать не будем.

Дэйв становится серьёзным. Нику иногда кажется, что он, вообще, чересчур серьёзен для своего возраста.

– Нет. Он… мой друг. Такая жизнь хуже смерти, я должен помочь ему, освободить.

Кажется, он сам не верит в свои слова, но, прежде чем Ник успевает сказать хоть что-то, Дэйв торопливо добавляет:

– Я буду приманкой, он меня подпустит. Я приведу его к тебе.

Ник хмурится. Он бы сказал, что план – говно, если бы Дэйв стал его слушать. Наверное, придётся согласиться. Но это же безумие! Они никогда так не работали. Не то чтобы он волнуется за этого придурка, но всё–таки…

– Нет.

– Я тебя не спрашиваю.

– Я сказал – нет.

Ник тоже становится серьёзным. Это случается редко. Дэйв видел его таким всего два раза. Когда тот узнал, что его отец умер, и в день похорон, на которые он не поехал. Но Карофски не привык отступать.

– А я сказал, что это не был вопрос. Когда мне понадобится твоё мнение, я обязательно им поинтересуюсь.

Дэйв не умеет выражать свою привязанность, никогда не умел. Но распознать нечто подобное со стороны он способен. И сейчас он слышит грубый тон, но отчётливо понимает: в исполнении Гилберта это самое красноречивое "я волнуюсь". Однако это его дело, и он должен сам с ним разобраться. Он вообще не хочет, чтобы Ник вмешивался. Потому что, если решающий удар нанесёт он, Дэйв не уверен, что сможет простить.

Ник останавливается на обочине и поворачивается к Дэйву.

– Что за глупость ты несёшь? Как только он увидит, что у тебя Талант, он сразу же захочет избавиться от тебя!

– Ты не понимаешь, – Дэйв старается убедить и себя тоже, – он увидит, что я знаю, и сможет открыться мне. Я… смогу убедить его. Он доверится мне. В конце–то концов, у нас много секретов на двоих, ещё один не помешает.

Ник прикусывает губу. Знал же, что тот будет упираться до последнего.

– Хорошо. Сегодня ночуем в отеле.

***
Дэйв выныривает из мутного забытья в незнакомом месте. Его тут же скручивает непривычной болью. Воспоминания о вчерашнем вечере мозаикой складываются в малоприятную картину. Видимо, он в квартире Гилберта.

– Ник? – голос звучит хрипло.

Гилберт выныривает из ниоткуда.

– Живой? Ты откуда взялся, чумной?

Карофски смотрит на него и внезапно всё понимает. То, что снизошло на него вчера, перед тем, как он отрубился. Ник – охотник. И в баре он просто подманивал того кровососа. Внутри что-то отмирает. Оказывается, он на что-то надеялся. Как глупо. Он даже себе не мог признаться, что хотел бы, чтобы Ник оказался геем.

– Я видел… он хотел… сожрать…

Дэйв чувствует тёплую ладонь на своём лбу.

– Закрой глаза.

Только сейчас он понимает, что свет разъедает радужку. Наверное, они у него покраснели.

– Итак, давай буду говорить я. Ты будешь отрицательно мычать, если я ошибусь. Вчера ты был в том баре и пытался кого-то склеить, потом увидел меня и решил, что я тоже из ваших. Ты захотел меня трахнуть и, когда увидел, что я ухо…

Дэйв затрясся от смеха. Бок обдает жаром.

– Вампир… – прохрипел он.

– Значит, ты всё-таки увидел, что этот упырь позарился на меня и решил спасти?

Дэйв осторожно кивнул.

– Ну и олух же ты.

Карофски ошарашено распахивает глаза. И это благодарность?! Но видит, чувствует, что Гилберт смущен. Это всего лишь один из способов самозащиты – отшутиться. Дэйв грубит – Ник шутит.

– Самый настоящий олень. Нашёл, кого спасать, – голос понемногу возвращался к Дэйву.

***
Воспоминания – мерзкая штука. А когда они тревожат сон или не дают уснуть, и вовсе пакость. Почему-то сейчас, когда стоило бы вспоминать о Курте, Дэйв перебирает в памяти начало знакомства с Ником. Он хотел бы думать, что знает этого человека, но проведя с ним рядом год, он понял только, что влюбился как мальчишка, что хочет забрать его всего себе. И никому не отдавать, нисколечко. Но всё равно Ник для него не то, чтобы загадка, просто неизведанный остров. Он полон какой–то лёгкости. Дэйва даже не тянет выспрашивать, узнавать. Ему просто хорошо с ним. И иногда до боли хочется спросить "это же навсегда?", но это как-то глупо. Когда-то папа Ника отстреливал нежить, но завязал с этим, повстречав его маму. Наверное, с Ником это тоже когда-нибудь случится. Как ни странно, этот парень довольно много треплется о своей семье. Трепался. До тех самых пор, как не стало отца. Тогда он закрыл эту дверь.

Дэйв смотрит в потолок. Нужно поспать.

Стук в дверь. Он вздыхает и поднимается. И совсем не удивляется, увидев Ника.

– Боишься, что сбегу в ночную мглу? – усмехается.

– Не могу уснуть.

Ник сует Дэйву начатую упаковку с пивом. Тот берёт себе одну банку. Мерзкое пойло. То, что нужно, для завершения мерзкого дня.

– Как-то это всё странно, – нарушает молчание Ник.

– Что именно?

– Всё. Я всегда радовался, предвкушал очередную охоту. Сейчас почему–то паршиво. Паскудно даже. Наверное, потому что мы будем охотиться на твою девчонку.

Дэйв не ершится, не вскидывается, отвечает спокойно:

– Он не девчонка. Тем более не моя. Слушай, Ник, давай хотя бы сегодня без этого? Мне и так было сложно отпустить его.

Ник кивает и залпом допивает остатки своего пива. Он ложится на кровать Дэйва и закрывает глаза.

– А если я стану обращённым, ты прикончишь меня?

Он ждёт ответа долго, пожалуй, слишком долго. Кровать начинает качаться, волнами убаюкивая его. В глазах светлеет. Ник вспоминает, как они впервые вместе осознанно прикончили упыря. Тогда он впервые испытал положительные эмоции. Раньше это было просто убийство. Сейчас стало спортом. Не убийство – уничтожение, распыление.
Ник давно уже видит цветные сны, когда Дэйв тихо, едва слышно шепчет:
– Нет.
***
Дэйв уходит, как только за окном светлеет. Выйдя из номера, он щурится и оглядывается. Ещё не рассвет, но предметы вокруг уже имеют свои очертания. Любимое время суток Дэйва. Когда все ночные жители уже легли спать, а ранние пташки ещё не встали. Мёртвое время. Самое время для охоты на мёртвых друзей.

Он ведёт плечами, разминает шею. За ночь он не сомкнул глаз, мысли не давали расслабиться. Позорно хочется обернуться на закрытую дверь.
Попрощаться? Он не позволяет себе этой слабости. За последние годы он вообще стал сильнее и перестал потакать своим слабостям.

Автобусная остановка пустынна, даже ветер не тревожит сухие колоски травы. Тихо, странно. Дэйв прикрывает глаза. Хочется верить, что он доживёт до завтрашнего утра, что это не последний его рассвет. Старый, обшарпанный автобус приходит минут через десять. Дэйв шагает в его уютное брюхо и вдыхает удушающий запах его крови – бензина. По венам этой механической скотины тоже бежит своя воля к жизни. Даже неприглядный и убитый временем он продолжает двигаться, бежать. В этом и есть его смысл. Так же, как смыслом Дэйва является обнаружение вампиров. Он никогда не убивал, но часто видел, как это происходит. Те, чья инициация произошла совсем недавно, оставляют трупы, после кого–то не остаётся и пепла. Последние сами приходили к ним. Повидавшие «нежизнь» вампиры иногда сами хотят закончить это жалкое существование. Они во многом ограничены, но проходят века, прежде чем они позволяют себе это признать.

И Дэйв не знает, почему он взял с собой вечно холодный клинок. То самое оружие, которым пользуется Ник. Представить, что он пронзает им нежную кожу Курта? Невозможно. Убить вампира серебром нельзя так же, как и сталью. Лишь особый сплав и заговорённое лезвие дают результат. Немало истребителей полегло, прежде чем найти этот способ. Но брать клинок с собой – слишком опасно, и Дэйв оставляет его в камере хранения.
Билеты в другой город, перелёт, путь до места, к которому его тянет. Дэйв зачастую не понимает – как, но, взяв след конкретного вампира, он идёт по нему, как гончая, словно на запах, точно на образ. А образ Курта ему знаком до мельчайших черт, лишь дополненный печатью смерти, поэтому найти его непривычно легко.

Он останавливается перед огромным зданием. В таком и должен жить Хаммел. От каждой детали этого дома пахнет роскошью.

Курт выходит через час или два. Он окружён охраной и невыразимо прекрасен. Дэйв сглатывает вязкую слюну и пропадает.

Хаммел замечает его сразу, настораживается, но потом вспоминает-узнаёт. И протягивает руку. На лице – улыбка, в глазах – радость. Дэйв подходит, пробираясь через охрану, почти вплотную приближается к Курту.

– Здравствуй.

Тот улыбается тепло, маняще. Ничего не изменилось с тех пор, как они расстались. Дэйва всё также тянет к нему, а тот этого не понимает.

– Я рад тебя видеть, Дэвид.

От звуков его голоса по плечам и шее пробегают мурашки. И Карофски внезапно вспоминает, зачем пришёл. Он обнимает своего бывшего друга и шепчет:

– И я рад, жаль только, что не успел повидать тебя ещё живым.

Курт дёргается, вырывается из объятий и деланно строго отчитывает:

– Мы не виделись добрых восемь лет, а ты вот так меня приветствуешь?

Он взмахивает рукой в сторону:

– Я встретил старого друга, пошли прочь, сегодня меня нет.

Кольцо охранников рассасывается в мгновение, лишь один парнишка замирает на секунду, но тут же исчезает. Курт разворачивается и заходит обратно в дом. Дэйв идёт за ним. Вампир приглашает его домой. Оборжаться просто. Дэйв хмурится.

***
Зов окутывает его магией звука. Тонкие нити паутинкой обнимают всего Дэйва, проникая в глаза, уши, оплетая беззащитную шею. Алые, кровавые верёвочки мудрёным узором поглаживают тело своей жертвы, ласкают, опьяняют. Они словно вытягивают Дэйва из тумана, в котором он жил, не замечая реальный мир, полный красок и насыщенных звуков.

Дэйв в первый раз ощущает на себе Зов – раньше вампиры при встрече предпочитали свернуть ему шею, словно песня не должна была на него действовать.

Но он рад ощутить впервые это ни с чем не сравнимое чувство именно с Куртом. Соблазнение, лёгкий флирт, тягучее желание. Дэйв пьянеет, пустеет. Он хочет протянуть руки к Курту, но силы покидают его, и он может только смотреть, слушать, ощущать. Хаммел не двигает губами, мягко улыбается. И поёт. Эта сладкая мелодия идёт изнутри, она тонкими лучиками сочится из Курта, из его обнажённых плеч, из ясных глаз, из самого сердца вампира.
Дэйв на выдохе стонет. Ведомый путами он подаётся вперёд. Что это? Особенность Зова Курта? Десятки, нет, сотни шёлковых верёвок вынимают из Карофски всю волю, заставляют желать лишь укуса, но его возбуждение всё равно лишь нарастает.

Кажется, стёрлись всё сдерживающие барьеры, Дэйв хочет Курта так, словно он вновь бурлящий гормонами подросток. Первая неугасающая любовь, неземное чувство вперемешку с низменным желанием обладания. Когда ниточки Зова начинают трещать от сопротивления Дэйва, Курт плавной походкой подходит ближе. Карофски запрокидывает голову и сжимает кулаки. Что угодно, лишь бы это закончилось.

– Ты так сильно любишь меня, что даже можешь сломать мою песню?

Курт смеётся, задевая в груди Дэйва незнакомые ему до этого струны. Он садится на колени своему гостю, обвивает его руками и целует. И Дэйв плывёт. Он не замечает, как хрупким битым стеклом осыпается Зов, и хватается за Курта, пытаясь вжать его в себя плотнее, дотронуться до каждого кусочка оголённой кожи, гладить, целовать.

Дэйв берёт в свои большие ладони ягодицы Курта. Чёрт, его ведёт от одной только мысли, что он сейчас трахнет Курта Хаммела. Тот же, напротив, не озабочен такими предвкушениями и, сердито фыркнув, сам насаживается на член Дэйва, помогая себе рукой. Он стонет так сладко, что Дэйв кончает сразу же. Он даже не может испытывать неловкость за свою скорость, утыкается лбом в бледные ключицы и вдыхает чуть слышный запах пота.
– Как давно у тебя не было секса? – смеётся Курт.

– Года два или три, – шепчет в шею.

Совсем не кривит душой, хотя точно знает, что у него не было секса с двадцать седьмого мая две тысячи семнадцатого года. С того дня, как он встретил Гилберта. Снова.

Но думать о Нике не удаётся, Дэйв снова чувствует Зов, возбуждающий и манящий.

– Мне мало, – капризничает Курт.

– Можно подумать, я бы не смог без этих твоих вампирских штучек.

Дэйв выцеловывает тело Курта там, докуда может дотянуться. Ему не нужно доказывать, что Хаммел желанен, это аксиома. Он бы трахал его, не останавливаясь, двадцать пять часов в сутки, сто дней в неделю.

Он рывком кладёт Курта на лопатки, случайно выскальзывая, опускается ниже, целует, дразня, тазовые косточки, внутреннюю сторону бедер, вылизывает сгибы. Курт мечется, уже не стонет – кричит, ругается, требует. Дэйв лёгким движением касается языком нежной кожи между мошонкой и анусом. Курт выгибается. Дэйв придавливает его, сжимает в руке его яйца и ведёт языком по головке.

– Я думал, – мурлычет, – Кровососы холодные, – облизывает снизу доверху пульсирующий член, – И даже здесь.
Курт приподнимается на локтях.

– Ебать, Карофски, завязывай молоть языком, трахни меня уже!

Дэйв слегка, почти неощутимо, прикусывает кожу под мошонкой. Курт шипит и дёргается. Дэйв держит его крепко, накрывая своим телом, целует шею, входит, закрывая глаза. Хорошо. Отлично. Он начинает двигаться, всё ускоряясь и ускоряясь. Хотелось бы продлить, но это нереально. Дэйв тяжело, загнанно дышит в его плечо, почти не слышит влажное хлопанье своих яиц о задницу Курта. Тот хватает ртом воздух, цепляется пальцами-ногтями о широкую спину, взмахивает ногами, пытаясь найти опору, мечется под Дэйвом.

– Чёртчёртчёрт, Дэвииииииииид, – звонко.

Курт кончает и одновременно кусает Дэйва в шею, просто кусает, видимо, по привычке. Дэйв разворачивает Курта, ставит в коленно–локтевую, приподнимается и снова входит.

– Отличный вид, – хрипит сквозь зубы.

Покрасневшая задница Курта приковывает взгляд, и ему хватает всего пары толчков, чтобы кончить. Дэйв обессилено ложится на Курта.

– Я рад, что тебе нравится, – недовольно ворчит тот, – Слезь с меня.

Дэйв послушно скатывается на пол. Реальность мерзкой ехидной пялится на голого и загнанного парня, но ему так хорошо, что хочется только притянуть Курта к себе поближе. И он не видит причин отказывать своему настроению.

Курт пищит, упав на Дэйва, но тут же довольно устраивается на нём.

– Тёплый, – шепчет Хаммел.

Дэйв затягивает его в поцелуй. Он забывает обо всём, что было, есть и будет. Для него существует только тело на нём, только этот Курт. И в голове отчаянно бьётся навязчивая мысль: "мой". Он гладит нежную спину, горячую попу. Ему так хорошо в этот самый момент, что мир плывёт по волнам невесомости. Он облизывает покрасневшие и припухшие губы, нежно ласкает чужой язык, осторожно касается его нёба.

Курт покорно подчиняется его силе. Но, даже без своего Зова, он очаровал Дэйва, связал, сковал и приклеил к себе.

***
Волноваться можно только за дорогих людей, а не за каких–то придурков, которые за просто так рискуют жизнями. И Ник по секундам отмерял эти трое суток вовсе не потому, что переживал, ещё чего. Просто было скучно. Просто нужно было разбавить чем–то это тягостное ожидание. Он старался не задумываться над тем, что его кинжал пропал вместе с Дэйвом. Он старался не думать, что будет делать, если тот не вернётся через трое суток, как обещал.

Ник уверен, что этот восторженный идиот не сможет убить вампира, тем более Хаммела. Это за гранью его возможностей. Как если бы Ника заставили сожрать упаковку любимых Дэйвом мармеладок. Невольно подползает воспоминание о том, как Гилберт купил напарнику пачку ирисок, когда тот впервые надулся на него из–за Хаммела. Ник каждый раз расплывается в улыбке, вспоминая, как двадцатитрёхлетний парень мгновенно забыл об обиде и счастливо пожирал ириски.

– Зубы ведь испортишь, – укоряет Ник пустоту.

Сколько раз звучала эта фраза? А сколько ещё прозвучит? Ник надеется, что не раз. Поэтому на вторые сутки он бежит в супермаркет за пивом и ирисками. И арахисовым маслом на всякий случай. Дэйву легко поднять настроение, но Ник не знает как нужно вести себя, когда у кого–то кто–то умирает. Он даже не знал, что должен чувствовать сам, когда это случилось с ним. Ведь он давно, с детства привык к мысли, что смерть будет всегда рядом с ним, что вся его семья будет в опасности. Пусть отец умер от обычной человеческой болезни, это не меняло ничего. Случилось неизбежное.
За три дня, за три бессонных ночи так легко вспомнить длиннющую череду месяцев. Вспоминается хорошее. Парки и поездки, полные пустой болтовни. Большая вода, которой так восхищался Дэйв и огромные скалы, которые наводили на Ника тоску. Ночи и дни, вечера и многочисленные рассветы. Как много приключений они пережили, как мало они провели времени вместе.

Почему–то это странное настроение не покидает его, но и не угнетает. Поэтому, услышав стук, он вскидывается, по–собачьи прислушивается и тут же кидается открывать. Он не знает чего ожидать, но губы сами расползаются в насмешливой улыбке. Что бы там ни было, всё будет славно, весело и кумарно, как всегда.

Вошедший Дэйв – серый. Никакой. Словно туманный призрак он проплывает по комнате и садится на краешек кровати. Кладет на тумбочку чистый кинжал.

– Эй, чувак, не мни постель, постоишь – не рассыплешься.

Когда Дэйв поднимает взгляд, Ника прошибает осознанием неизбежного. Он глупо улыбается.

– Ну?

– Я остаюсь с ним, – бесцветно.

Ник вмиг настораживается, кидается к Дэйву, срывает куртку одним махом, грубо хватает его за волосы и поворачивает голову, чтобы было лучше видно шею. Злость охватывает его с ног до головы, беленит и заставляет опасно щериться. Укуса нет.

– Чёртов педик! – Ник с отвращением отталкивает голову Дэйва и отдёргивает руку. – Купился на его задницу, да?

Он не ждёт ответа, хватает ключи, оружие с тумбочки и вылетает из комнаты.

– Думаешь, ты сдался ему?

Открывает машину рывком.

– Думаешь, это твоя сопливая любовь внезапно приобрела чувства к тебе?

Заводит машину и срывается с места.

– Больной придурок.

Останавливается у первого же ларька.

– Грёбаный пидорас.

Покупает ворох газет.

– И без тебя справлюсь!

Перечитывает каждую страничку, пытаясь вычленить нужную информацию.

– Нахер мне не сдался такой напарник.

Бросает газеты и мчится в библиотеку.

– Одному лучше работать.

Выискивает в сети последние странные случаи.

– И никакого балласта.

Есть зацепка!

– Не будешь больше мешаться под ногами.

Когда он настигает и упокаивает вампира, его рвёт. От желудка поднимаются спазмы, колени подгибаются, руки трясутся.

***
– Ты уверен?

Курт заметно нервничает. Дэйв не понимает этого, ведь после того, что у них было, после сказанных слов такое смущение кажется наигранным. Он решил остаться телохранителем при своём падшем ангеле. И терпеть то, что Курт будет питаться кем–то другим, он не намерен, ему хочется, чтобы Зов Курта принадлежал только ему. Он протягивает руки, обнимает своё счастье.

– Почему ты боишься?

Курт недовольно скидывает его руки.

– Потому что ты не боишься!

Карофски не тянется снова обнять Хаммела. Он чувствует, что тот уже холодеет. Боится, что не сможет остановиться?

– Я обещал быть твоим донором и не собираюсь забирать слова обратно.

Курт прикрывает рукой вытянувшиеся клыки.

– Тот… – он задыхается, успокаивается и продолжает, – Тот, кто укусил меня, никогда не пил человека не до конца. Как я смогу выпить всего пол-литра тебя? Вдруг я не смогу нащупать ту черту…

Дэйв протыкает иголкой нужное место. Он знал, что так будет. Надеялся. Кровь струйкой стекает по шее, ключицам, сползает на грудь. Курт уже не колеблется, в мгновение он оказывается у Дэйва, слизывает красную дорожку и кусает. Он стонет, блаженно прикрывает глаза и вовремя останавливается. Осторожно, по–кошачьи зализывает рану, зацеловывает Дэйва. Обнимает, прижимается, трётся вставшим членом. Голова Дэйва чуть кружится, но он приобнимает Курта. Как же хорошо. Хорошо лежать на спине и чувствовать, как кровь течёт по венам – этого не почувствуешь, пока не потеряешь часть её. Хорошо смотреть, как выгибается Курт, как прикусывает губу, насаживаясь на член Дэйва. Хорошо кончать в тугую, горячую задницу. Хорошо засыпать рядом с кем–то.

***
Распыление второго вампира приносит Нику бессонницу и чёрные круги под глазами. В ту ночь он снимает первую попавшуюся в баре девушку. В её глазах он видит определённую цену и угощает её недешёвым коктейлем. Через полчаса она отдаётся ему на заднем сидении машины, а он, вбиваясь в её растраханное нутро, продумывает дальнейший маршрут. Почему сейчас всё не так?

Через неделю, глядя на осунувшегося себя в зеркало, Гилберт понимает, что всё плохо, потому что он выглядит так, словно его вчера метелила толпа вурдалаков.

Он садится на узкую койку в номере мотеля, берёт трубку и немного подвисает. Потом всё же набирает знакомый номер. И молчит.

На том конце провода раздаётся только:

– Ник?

И его отпускает. Глаза слипаются, и хочется забыться.

– Я еду домой, мама.

Он слышит женский плач, счастливое бормотание матери и засыпает.

***
Если что и мешает Дэйву чувствовать себя абсолютно и бесконечно счастливым, то это стойкое ощущение, что он что-то упускает из виду. Какую-то незначительную деталь. Например, тот скромный факт, что человек, которого он любит и с которым ему так чудесно живётся, сам не живёт. Что уже почти год он трахается и строит планы на будущее с живым мертвецом. И что единственная причина, по которой он так радостно похерил все свои идеи о спасении Хаммела от «нежизни», это его собственный эгоизм.

Иногда Дэйв думает, что всё это – чепуха. Потому что им хорошо вместе. Потому что «нежизнь» отличается от жизни не так сильно, как казалось ему раньше. Потому что спасать того, кто не хочет, чтобы его спасали, неэтично и просто бессмысленно. Но порой ему становится одуряюще стыдно от того, какими дешёвыми и жалкими отмазками он пичкает свою больную совесть. Ну же, Дэвид. Ты же так долго учился быть честным с самим собой. Что же ты так, Дэвид, что же ты?

Вот только, если быть честным, можно узнать о себе то, чего знать не хочешь. Никогда не хотел. Например, что лучшим выходом из ситуации тебе кажется что-то, гораздо больше похожее на вход. Потому что, если не можешь решиться спасти, может быть, стоит сделать всё, чтобы оказаться в соседнем котле?

***
Дома хорошо, легко, уютно. Дома заботливая мама откармливает его до нормального состояния. Дома его не мучают кошмары.

Ник находит работу, хорошую девчонку, которую водит в кино и театры и с которой готов держаться за руки. У неё карие глаза, а работа не пыльная и вполне интересная.

Держаться за эту нормальность так приятно и легко, что он даже говорит себе однажды:

– Как же я счастлив!

Его жизнь всё больше и больше напоминает телевизионную рекламу, он уезжает от мамы и съезжается с Каролиной. Та держит дом в чистоте и всегда готовит ужин к возвращению Ника. Старая жизнь кажется давно забытым страшным сном.

И только когда Каролина спрашивает:

– Когда мы поедем покупать кольца?

Ник срывается. Он непонимающе смотрит на девушку.

– Какие кольца?

Она змеёй обвивается вокруг него, щекотно утыкается нежным носиком в его ухо.

– Мы живём вместе уже полгода, мне кажется, пора узаконить наш крепкий союз.

В голове Ника щелчками отсчитывается время. Почти год. Дэйв находится рядом с этим кровососом почти год. Что за ерунда-то такая?! Хаммел наверняка опутал этого придурка Зовом, даром, что тот видит это. Он мог поддаться, сам того не понимая. Гилберт резко встаёт и стряхивает с себя девушку.

– Прости, Каролина, но собирай-ка ты вещи и съезжай.

Чтобы позвонить на работу и маме, у него уходит три минуты. Мама всё понимает и принимает. Она надеялась, но не ожидала другого. Такова уж дурная кровь Гилбертов – не будет им покоя, пока на свете существуют вурдалаки. Когда Ник поднимается в спальню, он понимает, что Каролины в доме больше нет. Вот и славно. Он переодевается в удобное, бросает одежду в потрёпанную дорожную сумку, которую его-почти-жена столько раз порывалась выкинуть. На кухне он захватывает припасы, которые могут долго храниться – консервы. В схроне за маминым домом он откапывает вечно холодный клинок.

– Я иду спасать тебя, Карофски, хочешь ты этого или нет, грёбаный педрила.

***
Встреча не оказывается неожиданной. Почти. Тщательно подготовленная, согласованная сторонами Гилберт–Хаммел, она становится оглушающим ударом для одного Карофски.

Дэйв, бледный, но вполне здоровый, непонимающе смотрит на Ника. Ник смотрит на Курта. Курт смотрит на Дэйва.

– Я пришёл забрать его, – кивает головой Гилберт в сторону ошалевшего парня.

– Размечтался, – шипит Курт, наконец–то обращая внимание на визитёра.

Зов извивающейся лианой стреляет в Ника, цепляется, подгребает. Но тот твёрдо стоит на ногах. Зова он не видит и не чувствует, как и всегда. Впрочем, Курту и Дэйву открывается совсем иная картина. Охотник, способный выдержать Зов? Курт не знает, в чём дело – ни он, ни обративший его вампир не встречали Гилбертов. А Дэйв, кажется, забыл. Судя по его испуганному виду, он забыл вообще всё, что знал про Николаса Гилберта, потому что в честном, и даже немного нечестном, бою у того всегда есть преимущество – сила, опыт, знания и полная нечувствительность к Зову.

– Стой, Курт! Стой!

Дэйв встаёт между ними, закрывая Ника и обрывая красную нить.

– Не нужно, он ничего тебе не сделает, ему нужен я.

Курт начинает злиться.

– Мне тоже нужен ты!

Дэйв дёргается, как от удара. И что-то меняется в его взгляде, будто захлопываются глухие ставни. Будто принял какое-то решение, и обжалованию оно не подлежит.

– По-моему, – тихо и как-то обиженно говорит он, – я тебе давно уже не нужен. Ты нашёл себе и охрану понадёжнее, и доноров повкуснее.

– Что за чушь ты несёшь? Ты же знаешь…

Дэйв рывком прижимает к себе Курта. И тихо, но уверенно чеканит:

– Я пойду с ним.

Хаммел вырывается из объятий и смотрит ошарашено, убито. Ник даже теряется от такого вида… словно Курта предали.

– А как же я? – движение губ.

– А ты справишься без меня. Я тебе не нужен.

Дэйв разворачивается и идёт к Нику. "Словно щенок, выбравший хозяина", - думает он. Но это сравнение не подходит Дэйву. Он уже не щенок. Кажется, он даже больше не восторженный идиот. "Радуйся, Ник, тебе достался сломанный Карофски", – шипит внутренний голос. И Ник радуется. Непонятно чему, непонятно почему, но радуется.

Дэйв садится в их машину и отворачивается к окну.

– Знаешь, а я ведь почти женился, – начинает было Ник.

Но, кажется, слова разбивается о глухую стену. Что произошло за этот год? Что изменилось?

– Мы вернёмся, чтобы убить его?

Он ждёт ответа, чувствуя непонятный комок в горле.

– Нет.

Дэйв долго молчит, но потом добавляет тихо:

– Он перестал убивать. Он только пьёт. Чаще больничную кровь. Вампир с обломанными клыками.

Ник ждёт, что Дэйв скатится в истерику. Снова. Но этого не происходит. Дэйв только смотрит устало в окно и о чём-то думает. А Ник отгоняет настойчивую мысль о том, что Дэйв поехал с ним, чтобы найти перворожденного вампира и остаться с Куртом навсегда. Ему совсем не хочется быть с собой честным.

@темы: Фик, Ник/Дэйв, Курт